Принц с простудой в сердце - Страница 40

— Угадал, Степа.

— А? Попал в десятку? Но какие отношения у Шестопала с Лапицкой и Шмелевым, мы так и не узнали. Не могла же она последовать совету малознакомого человека и доверить марки вовсе незнакомому типу? Что скажете?

В кабинете появился майор Лыткарин.

— Кажется, сейчас мы сможем поставить все точки над i.— уверенно заявил Трифонов.— Присаживайся, Аристарх.

Майор устроился на стульчике у стены.

— Я знаю, Аристарх, что ты человек скрупулезный и, если копаешь, так глубоко. Вопрос на засыпку: какая связь существует между твоим подопечным адвокатом Шмелевым Павлом Львовичем и генеральным директором коммерческого банка «Солюс» господином Шестопалом Саулом Яковлевичем.— Трифонов пододвинул ему одну из фотографий, разложенных на столе.

Вопрос и вправду застал майора врасплох. Он долго изучал снимок, а потом сказал:

— Ничего их не связывает.

— Вот тебе здрасте! — удивился Куприянов.— А вопросик-то серьезный. Шестопал рекомендовал Лапицкой хранить марки у Добронравова. Можно сказать, что вопросик ключевой.

— Ключик не от той двери. Ответить я могу, но только взглянуть на вопрос придется с другой стороны. Очевидно, Шестопала и Шмелева познакомила Юля.

Трифонов нахмурил брови, а Куприянов приоткрыл рот.

— Поясняю,— продолжал Лыткарин.— Одно время, год назад или чуть больше, Юля встречалась с банкиром. Она относилась к нему как к хорошему приятелю, а он хотел на ней жениться. Я видел семейный альбом Шмелева. Был у него дома и вел разговор о наследстве.

— Зачем? — удивился Трифонов.

— Но мне же надо было подобраться поближе к объекту. Я повернул дело в другое русло. Мы просидели с ним часа два, выпили по три чашки кофе, я осмотрел его библиотеку и заодно — альбом с фотографиями. Я выдвигал версию о наследстве, а поэтому мое появление у адвоката семьи было совершенно оправданным. Из моих рассуждений Шмелев понял, что следствие подозревает, будто авария на мосту не роковая случайность — она была подстроена умышленно с целью убийства Юлии.

— Интересная мысль… — протянул Трифонов.— И что же?

— Шмелев отрицает эту версию. Я имею в виду, что кто-нибудь из родственников мог нанять убийц. Он не стал разглашать мне завещание Лапицкой, но сказал, что друзья и родственники получат в наследство только сувениры на память. Крупного денежного состояния у Лапицкой нет, только усадьба. Она передается дочерям на правах равного владения, но без права продажи. Существует некий хитрый юридический ход. Если дочери не захотят жить в усадьбе, то они не смогут выставить ее на торги, потому что она оформлена как памятник архитектуры восемнадцатого века, и хотя усадьба была в свое время приватизирована с попустительства властей, Лапицкая эту ошибку исправляет. Усадьба будет отдана под музей, если дочери от нее откажутся, но губернатор Петербурга обязан при этом выделить каждой из дочерей любую жилую площадь там, где они пожелают, несмотря на то, что усадьба находится на территории Ленинградской области. Подводных камней очень много, и этим сложным вопросом Шмелев занимается в настоящее время. Так что прямых заинтересованных наследников нет. Даже если родная сестра Юли Вероника захотела бы избавиться от соперницы, что просто смешно, она не получит больше, чем если сестра оставалась бы живой. Теперь насчет этого толстяка, я говорю о банкире. Его фотографию я видел в семейном альбоме Шмелева. Везде он рядом с Юлей. Я спросил о нем у Шмелева. Он мне сказал, что это банкир — ухажер Юли и она привела его с собой на шестидесятилетие адвоката в прошлом году. Больше он его не видел. Альянс Юли с банкиром так и не состоялся. Вот и все. И я не вижу ничего странного в том, что они общаются на похоронах. Я так думаю, и с матерью Юля познакомила Шестопала. Девушка всех друзей приглашала в свой дом. Лучше всех на этот вопрос может ответить Анна Дмитриевна, зачем нам терять время на догадки? О попытке ограбления адвокат слышал краем уха и серьезно к нему не относится, считает, что в дом залезли проезжие гастролеры.

— Странное место они себе выбрали — библиотеку,— ухмыльнулся Куприянов.

— Вовсе не странное. Там же сейф! Вот он их и соблазнил. Я думаю, что Шмелев ничего о марках не знает.

— Вполне возможно,— кивнул Трифонов.— Анна женщина скрытная. Она умеет выслушивать людей, но редко высказывается сама. Особенно когда речь идет о семье.

В кабинет постучали, и появилась Наташа Рогова с пухлым конвертом в руках

— Очередной сюрприз?

— Нет, бандероль из Лондона. Они повторили заказ, присланный адвокату Добронравову. Помните о найденной квитанции в его квартире? Здесь каталоги марок. В цвете. И есть те, что Лапицкая передала ему на хранение.

— Значит, они его интересуют? — обрадовался Куприянов.— Положил глаз на чужое состояние.

— Тут, может быть, дело совсем в другом,— спокойно ответила Наташа и положила распечатанную бандероль на стол.— Добронравов ничего не смыслит в марках. Ему доверили на хранение ценные раритеты. Он хотел убедиться в их истинной ценности, а не выглядеть дураком. Может, ему подделку всучили?…

— Резонно, конечно,— согласился Лыткарин.— Но когда убедился, то решил найти способ их присвоить. Александр Иваныч, неплохо бы узнать у Лапицкой, какие он давал ей гарантии на случай утери.

— Думаю, что никаких,— ответила Наташа.— Я познакомилась с Белокуровой. Как мне удалось выяснить, она родственница Лапицкой. Ее девичья фамилия тоже Оболенская. У князя Оболенского была родная сестра. Нелли Юрьевна — ее внучка. Так что, Анна и Нелли — троюродные сестры. И вот что интересно: Белокурова знает Добронравова. Познакомилась с ним в доме Лапицкой, и он был представлен ей как знаток русской живописи. Белокурова не видела его раньше, и когда приехала в усадьбу, Добронравов уже собирался уезжать. О том, что он адвокат, она и по сей день не знает, а познакомились они в конце июля. Тогда Белокурова пригласила Добронравова к себе в гости. У нее на есть шесть картин, оставленных предками, и она хотела установить авторов. Добронравов пообещал приехать и приехал через несколько дней. Глянув на картины, он заинтересовался одной и предположил, что ее автор — Шагал. Но без экспертизы утверждать не мог. Она потребовала экспертизы. Он объяснил хозяйке, что на это потребуется время и средства. За бесплатно такие вещи не делают. Она согласилась. Он взял картину и вернул ее через полторы недели. Причем привез экспертные документы, где подтверждалась подлинность работы. Белокурова решила ее продать, но Добронравов сказал, что ей очень мало за нее заплатят и такой шедевр лучше держать у себя дома. Картина числится среди сгоревших в пожаре после бомбежки в сорок третьем году. Тогда в блокадном Ленинграде особых следствий не проводили, но имелось предположение, будто мародеры убили одного именитого профессора, сняли с его стен коллекцию Шагала, а потом подожгли дом. После этого начался налет и бомбардировка. Все списали на бомбу. Но картин среди обломков не нашли, а профессор был мертв. Но не от свалившейся на голову крыши, а от ножевого ранения.